30 мая 9:56
Автор: Из открытых источников Рубрика: Люди 6 комментариев

Александр Львович Грен — очарованный Подольем

А. Данилюк. Портрет А. Л. Грена. Бумага, карандаш. 1958

Александр Львович Грен мог стать как и его отец блестящим офицером, но выбрал профессию, как тогда говорили, «маляра», т.е. художника. По профессионализму и новаторству достоин быть в славной когорте выдающихся украинских живописцев двадцатого века, а прожил незаметную, полную трудностей и лишений жизнь в нашем городе. Этот то ли русский, то ли грек, а может быть швед, любил Подолье своим добрым, отзывчивым характером, эрудицией и делами: превосходными картинами, многочисленными эскизами и учениками. Он был очарован подольским краем и воспел этот райский уголок Украины в своем неподражаемом творчестве


Александр Львович Грен (23. 05.1898— 25.04.1983)

И. В. Лашко

(перевод с украинского, с незначительными дополнениями и уточнениями)

Александр Львович Грен родился в Пскове, в семье офицера российской армии Льва Викторовича Грена. По семейному преданию, прадеды были военные и попали в Россию из Швеции.

«В 1878 году отец участвовал в освободительной войне на Балканах, был награжден серебряным оружием. Строгий и ласковый в семье, справедливый и добрый с подчиненными». Это со слов сестер Грена, ныне живущих в Черкассах. Они рассказывают: «Отец очень любил сельское хозяйство, всегда имел небольшой огород, держал корову, свиней, кормил их по науке, потому что имел большую библиотеку по сельскому хозяйству. Кроме того, увлекался художественной резьбой по дереву. Мы до сих пор сохраняем ломберный столик с резной крышкой его работы. У нас была большая и дружная семья, потому что отец был трижды женат, от первой жены — трое детей: Евгений, Николай, Вера. Когда умерла первая жена мы не знаем. От второй жены — сын Александр. Его мать умерла от туберкулеза, когда ему было три года. Все музыкально одаренные. Евгений играл на скрипке, Николай на виолончели, Вера на рояле. Братья хорошо рисовали. Но настоящий талант достался Александру.

Старшие братья стали военными: Евгений, инженер-судостроитель, жил в Севастополе, Николай — артиллерийский офицер, затем летчик. Александра отдали в Московский кадетский корпус, он его должен был закончить в 1917 году. Учился, правда, кое-как: много рисовал, читал, писал стихи. Первый его рисунок маслом сохраняется у нас — «Зал, освещенный солнцем через окно».

По словам Александра Грена: «Я не любил военного дела и предметов, которые там преподавали, особенно математику. Но литература и история мне нравились. Много читал. К четырнадцати годам я, пожалуй, перечитал все, что было по изобразительному искусству в России. Также много рисовал. У нас в кадетском был замечательный учитель, в прошлом ученик Репина и Билибина — пытался меня научить всему, что знал сам.

А был он график, Иван Иванович Мозолевский по фамилии. А еще нас прекрасно учили музицировать, петь, танцевать. Воспитание было хорошее».

Из его же воспоминаний: «Перед революцией наш кадетский корпус перевели из Москвы во Владикавказ. На последние каникулы я добирался до места через Ростов. Это был семнадцатый год. Меня как кадета чуть не убили в Ростове. Начальник корпуса был очень удивлен моим прибытием. Дал денег на дорогу и сказал: «Революция, бегите». Я добрался до Севастополя и Евпатории, где служили братья. Там еще было тихо. С триумфом проходили выступления Федора Шаляпина. Я рисовал. Но все чего-то ждали. Страха не было».

Сохранилось несколько его этюдов той поры. Горы, скалы, туча, будто ничего особенного. Сделанные прекрасно, в цвете, все же дают толчок для размышлений, потому что есть глубина пространства, что-то от Лермонтова, а может Николая Рериха. Есть эпичность земли и небес, чистота, задумчивость, тревога. И отчуждение, как у Врубеля.

К тому времени он уже всё знал о школах искусств всех времен, всё, что печаталось, прочитал, успел полюбить древнерусское искусство, французский импрессионизм, ориентировался в развитии русского искусства начала XX века. Душа его была расположена к знаниям. Из такого парня должен был вырасти прекрасный художник.

По словам сестер Евгении и Татьяны: «Летом 1917 года отец ушел в отставку по возрасту в чине генерал-майора, а летом 18-го мы из Бобруйска (ныне, Беларусь. Прим. Д. Р.) переехали в Каменец-Подольский, потому что сам отец родился на Подолье. Начал работать в торговом кооперативе. Вскоре, в 1919 году, умер от сыпного тифа.

В 1918 году мы с братьями вынуждены были, чтобы прокормиться, организовать мастерскую по изготовлению детских игрушек: солдатиков с ружьями, зайцев, играющих на барабанах. Но игрушки продавались с трудом. Через два года Николая убили петлюровцы. Евгений уехал в Москву, работал точильщиком ножей, затем в Наркомате путей сообщения. Мать стала в школе уборщицей».

В 1923 году Александр организовал в Каменец-Подольском художественную студию, выполнил много портретов по заказу города. Писал декорации для местного музыкально-драматического театра, рисовал цветы.

Каждый его эскиз — это почти готовая картина. Но тогда он считал, что не готов к такой важной работе. «Большая работа будет потом, а сейчас я еще учусь», — так о тех временах сказал он. Мог выполнить любую картину в классической традиционной манере, но ему этого не хотелось .

Грен рассказывал, что работать ему в молодости приходилось «день и ночь», потому что время подгоняло. Каменец — город на границе, много военных, молодые художники оформляли улицы и клубы в городе и по селам, куда должны были приехать Калинин, Буденный или Петровский. А еще ипподром, где Буденный рубил лозу двумя саблями. Это время прекрасно описал Владимир Беляев в «Старой крепости» .

Грен: «Несмотря на суетность каждого дня, у меня перед глазами видения как ковры, то были все новые подольские» . И он их описывал на клочке бумаги, чтобы не забыть для будущего, «когда-нибудь вернуться к этой теме». А вернулся только через тридцать лет.

Сестры рассказывают: «Примерно в 1926 году нарисовал очаровательную подолянку в национальной одежде: длинная белая вышитая сорочка, коричневая гунька (верхняя одежда из сукна, род свитки. Прим. Д.Р.), головной убор из не менее шести-семи украинских платков.

Так одевались женщины в селе Крушанивка, где преподавала сестра Серафима. Мы там часто бывали и видели такой наряд. Эту женщину Александр написал маслом на грубом картоне.

Поговаривают, что изображенная на портрете молодая женщина была единственной любовью Грена.

Александр часто встречался с селянами, любил бывать на знаменитых подольских базарах. Его уважала молодежь. В двадцатых-тридцатых годах он преподавал черчение и рисование в школах и учительском институте (ИНО), в Рабис`е (рабфак). Страдал от туберкулеза.

В пятидесятых-шестидесятых годах преподавал в городской детской художественной школе.

Часто покупал на базарах старые ковры, правившие фоном для его картин. Многие произведения (в частности, портрет Шевченко-солдата во весь рост) — побывали на выставке в Киеве. Во время войны потерялись.

Каменец-Подольский. Ул. Укмергеская. Фото Д. Ройзена. 2019
ул. Укмергеская. Фото Д. Ройзена. 2019

До 1933 года семья Грен жила в Каменце по улице Зеленой, 12 (нынешнея Укмергеская. Прим Д.Р.): сад, много цветов. В том же году разъехались, кто куда, Александр остался в Каменце. Во время войны ходил по селам, обновлял иконы и другую церковную утварь, после войны связь между нами мы возобновили. Бывали у него. Переживали за старый город, который был в руинах».

Каменец-Подольский. Ул. Укмергеская. Фото Д. Ройзена. 2019
ул. Укмергеская. Фото Д. Ройзена. 2019

По словам Александра Грена: «После освобождения Каменца от белополяков в 1920 году я работал в студии-мастерской политпросвещения. Оформлял с ребятами агитпоезда. В 1920-м на один месяц Каменец захватили петлюровцы, а потом я стал руководителем этой студии — на целых четыре года. Тогда же направили на курсы в Москву. Среди других преподавателей был художник Иогансон. Он меня хвалил. В 1924 году я стал учителем, но немало выполнял работ и для города.

Жаль, пропал один задник, что я делал с жаром для военного клуба. Красные трубачи на зеленом фоне в лучах солнца. Ого, сколько таких работ пропало! Даже Толя Петрицкий (по-видимому, Анатоль Петрицкий, украинский живописец, художник театра и книжный иллюстратор, народный художник СССР. Прим. Д. Р. ) у нас в кинотеатре в замурованных окнах сделал росписи по истории запорожцев, и это пропало. Жаль. Но здесь я нашел другое, что трудно переоценить. Это ни с чем не сравнить. Это само Подолье, ваш неповторный изобразительный народный фольклор. Я счастлив, что меня судьба сюда занесла. Счастлив, даже если я ничего не успею».

Да, он здесь был счастлив, но и несчастен, как никто, потому что всегда тяжело больной, уставший, одинокий, пуганый начальством: «Кто твои родители ?!» Но это был сильный и чистый человек, ничто Грена не могло унизить, он делал свое. Собирал фольклор. В двадцатые годы в селе можно было много чего найти, село будто ждало, чтобы кто-то пришел, взял, оценил все, что оно создало за сотни лет. И пришел «русский кадет», и его душа слилась с душой Подолья. Почему так? Чужой интеллигент, эстет постепенно становится подвижником народного искусства, несмотря на тяжелую жизнь, болезнь (а мог уехать в Москву или Киев, там были родственники и друзья), идя фактически на жертву ради красоты. На вопрос, почему ему понравилось Подолье, ведь он видел в разъездах почти всю Украину, он отвечал: «Я был потрясен красотой и цельностью, которую составляет ансамбль женских фигур в праздник на фоне цветных холмов».

Уже на первых кавказских этюдах Грена можно заметить интерес художника к обобщениям. Он не делит форму и цвет, берет выразительным локальным пятном. «Мне очень нравятся отдельные пятна, резко отличающиеся друг от друга на подольских холмах, то рапс, то рожь, то красные маки в бурьяне: а теперь представьте себе на этом фоне празднично одетых подолянок в красно-черных вышитых сорочках и букетами платков на головах. Это волшебство. Для этого можно прожить дважды».

А. Данилюк. Портрет А. Грена. Бумага, сангина. 60-е прошлого века
А. Данилюк. Портрет А. Грена.
Бумага, сангина.
60-е прошлого века

Ему особенно нравились праздничные головные уборы женщин на базарах, их связывали не снизу, а сверху, на голове. А снизу, на груди, тоже должны были быть показаны все платки. Голова попадала в центр «букета», по рукавам — крупные элементы подольской вышивки. «Это были живые ковры — холмы и женщины, даже как-то робко, дрожишь от красоты, для этого надо иметь очень большой талант, но у меня его нет, и другого художника нет, а женщины и холмы постепенно куда-то денутся», — говорил сам с собой Грен пятидесятых годов. И далее: «Я ходил как завороженный по базару в ​​Каменце за двумя женщинами несколько часов и все любовался, и боялся побеспокоить, потому что это был театр, а я — зритель». Или вспомнит. Говор. Толкотня. Стоит он и смотрит на женщину, которая торгует. Она его приглашает купить спелые яблоки-спасовки, а он просит продать платок, на котором лежат эти яблоки, или горшок, в котором сметана.

Он чувствовал свой долг перед Подольем, ему хотелось работать по-новому, ведь он прекрасно знал, как работают в Москве и Киеве, новые времена молодой Грен чувствовал душой. Сам здесь часто бывал, поддерживал связи с другими художниками, но оставить Подолье не смог, другого места себе не представлял. Народное воспринимал как святыню. «Весь этот праздник, то что сделал этот темный народ за тысячу лет, вот академия! Наша профессиональная — мало чего стоит, мы привыкли изображать все поверхностно. А хотелось бы зайти внутрь, а не возиться снаружи ».

А. Данилюк. Портрет А. Л. Грена. Бумага, карандаш
А. Данилюк. Портрет А. Л. Грена.
Бумага, карандаш

Грен «себя готовил к серьезной работе». Еще с двадцатых годов рисовал эскизы. Эскизов много. Возможно, стоило бы написать хоть одну картину, ведь искусство Александра Грена — сплав народного и собственного профессионального. В народное искусство вмешался профессионал, но — особого склада: человек высокой и утонченной культуры, не эстет, оторванный от земли, а тот, кто болезненно воспринимал судьбу всего народного и самого народа. Ему были близки украинские песни и украинский язык, он хотел, чтобы он был чистым и всегда это отстаивал, много раз писал на украинское радио, чтобы не искажали украинский язык. Любил язык Котляревского, Нечуя-Левицкого, Коцюбинского, Панаса Мирного. «И песни, и танцы, и диалект каждой области, каждого района надо изучать». Но кому это он говорил? Себе. Мне. Или еще одному или двум ученикам, потому что в шестидесятых-семидесятых годах жил одиноко, подолгу болел. Все силы уходили на картины, их немного.

Очень любил Каменец, обрывистые берега, хатки возле них, старину, что уцелела; знал, что где стояло до войны, и очень страдал, что все меняется не в лучшую сторону. «Меня всегда эти места вдохновляют что-то сделать», — так он задумывался во время прогулок. Затем начинал, бросал, снова начинал. Так он создал портрет средневекового Каменца с замком, точно установив, что где стояло в те далекие времена. Это была «незапланированная» картина. Но пока он был жив, ему это было нужно.

О базарах говорил часами, умел ярко их описывать, болел за их настоящее и будущее.

А. Данилюк. У Грена. Бумага, смешанная техника. 1977
А. Данилюк. У Грена. Бумага, смешанная техника. 1977

— Расскажите мне, какие сейчас поля и усадьбы в селах, знаю, что не такие, как были.

— Но они должны меняться, вы же говорите о прогрессе, и художник должен свое время показывать.

— Должен, но у него должна быть душа на месте …

Он знал о своих современниках и об уровне зарубежного искусства, понимал архитекторов Франции и США, любил Пикассо и Хиросиге, Ван Гога и братьев Кричевских, Матисса и Петрицкого, любил всех членов «Мира искусств». Он долго мог говорить о Рерихе, Грабаре, Крымове. Но дольше всего и внимательнее всего — в сотый раз! — разглядывал икону … Говорили всегда на местные темы. «Как бы не воздействовали на нас авторитеты, а эта миска влияет сильнее», — это он шутил.

Очень переживал за современное украинское искусство, ждал изменений в нем.

По журнальными публикациям занимался мировым искусством. «Много неразборчивости в Европе, а Сикейрос — молодец!».

Как-то долго вглядывался в одну репродукцию — это был «поп-арт»:

— Что вы там видите? — спросил я его.

— Здесь чувства нашего бурного времени. А жаль, что мы невежды и многого не понимаем и не чувствуем, не научили нас.

Но не все ему нравилось, иногда его суждения было обратное: «Шарлатанство». Об этом вспоминал ученик и друг Грена Аркадий Михайлович Данилюк.

Его разговоры переходили с темы на тему, от народного малярства до древнеукраинского портрета и древнерусской живописи, или о Византии. Слушать Грена было интересно. Он все надеялся, что советское искусство вскоре обновится, снова зацветет, как это было в двадцатые-тридцатые годы.

Портрет А. Л. Грена. Бумага, карандаш
Портрет А. Л. Грена. Бумага, карандаш

Его личность была богата и интересна. «Теперь можно вдохнуть глубже», — говорил во второй половине 50-х. Очень хотел жить и творить, творить по-своему. Уже было можно! И он начал свою лебединую песню. Еще работал учителем черчения-рисования и каждый раз выполнял, как юный пионер, множество школьных поручений. Портреты, фотомонтажи, стенды, наглядность. Его заставляли все это выполнять.

Summary
Александр Львович Грен-очарованный Подольем
Article Name
Александр Львович Грен-очарованный Подольем
Description
Александр Львович Грен мог стать как и его отец блестящим офицером, но выбрал профессию, как тогда говорили, "маляра", т.е. художника. По профессионализму и новаторству достоин быть в славной когорте выдающихся украинских живописцев двадцатого века, а прожил незаметную, полную трудностей и лишений жизнь в нашем городе
Author
Publisher Name
Блог Давида Ройзена
Publisher Logo

Страница: 1 2 3 4
Хотите получать статьи этого блога на почту?
Новые статьи блога
6 комментариев
  • Евгений

    Спасибо, уважаемый Давид Ройзен, за быстрый и конкретный ответ. В ратушу в старом городе были отнесены большие картины из отцовской комнаты «Пограничники в дозоре» и «Пограничники на западной границе» других каменецких авторов, которые едва не вырвал ветер при переносе их через мост. А портрет отца из маминой комнаты во время переезда нынешних потомков с первого на второй этаж некоторое время находился в кладовке в подвале дома. Оттуда его в 90-х годах стащил мой друг-сосед, сильно страдавший пристрастием к алкоголю. Кому-то сбыл, а спустя некоторое время сам помер. Так что уточнить местонахождение портрета я не смог. Помню несколько деталей, как Александр Львович писал этот портрет. Но вряд-ли это кому-нибудь интересно. Если станет что-либо известно о портрете отца, прошу сообщить. Но меня больше интересует хорошее фото портрета, чем сам портрет, потому что высота потолков в моей квартире 2.75 м, а не как у родителей в Каменце — 4.3 м.

    Ещё раз искренне благодарю Вас за чёткость в работе. Успехов. Буду рад быть чем-нибудь Вам полезен. Е.Л.Попов.

    5 апреля, 2021 в 11:40 |Ответить
    • Д. Ройзен

      Спасибо Вам, Евгений, за интересные подробности. Может быть, откликнется нынешний хозяин портрета. Что касается деталей написания портрета Вашего отца Александром Львовичем, то я с удовольствием их опубликую, если Вы того пожелаете. Думаю, это будет интересно не только мне, но и читателям. Здоровья и успехов. С уважением. Д. Р.

      5 апреля, 2021 в 11:48 |Ответить
  • Евгений

    В конце 50-х годов Александр Львович уговорил полковника Попова Л.К. позировать для поясного портрета. На холсте размером примерно 1.5 х 1.0 м изображён полковник в папахе и бурке, из-под которой виднеются несколько орденов. Этот портрет выполнен абсолютно в таких же красках и тонах, как и портрет самого А.Грена в шапке и зимнем пальто. Вопрос: имеются ли фото этого портрета?

    4 апреля, 2021 в 7:48 |Ответить
    • Д. Ройзен

      Здравствуйте уважаемый Евгений, спасибо за информацию о портрете полковника Л. К. Попова, выполненном А. Л. Греном. Фотографий этого портрета не встречал. Не исключено, что сам портрет находится в запасниках Галереи искусств нашего города. Или в частной коллекции

      4 апреля, 2021 в 8:48 |Ответить
  • Larisa Skripnika

    Уважаемый Давид Роизен, огромное спасибо за статью об Александре Грене. И за память о нем. Я являюсь племянницей Александра Грена., дочерью его сестры Татьяны. Живу в Риге. У меня в доме есть три картины дяди- портрет девочки в возрасте 12 лет, исполненный в свободной живописной манере,крупными мазками(это его сестра Татьяна),. маленький крымский пейзаж и большой натюрморт с розами перед зеркалом, он у вас где-то уже фигурировал.Статью я прочитала с большим интересом. Кое-какие факты истории семьи и для меня были новыми. Спасибо! Лариса Скрыпник

    5 декабря, 2019 в 3:32 |Ответить
    • Д. Ройзен

      Здравствуйте уважаемая Лариса, спасибо Вашей семье за художника такого дарования. К сожалению, его творчество не было надлежащим образом оценено при жизни. Сейчас, кажется, приходит понимание насколько работы Александра Львовича современны и неповторимы. Всего наилучшего. С уважением. Д. Ройзен

      5 декабря, 2019 в 4:50 |Ответить

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: